Таким образом, опираясь на полученные – по обеим экспериментальным методикам – данные можно с высокой долей вероятности говорить, что уровень языковой компетенции у лиц употребляющих психоактивные вещества (лица с зависимостью от алкоголя и лица с зависимостью от опиоидов) очень низок. Данный вывод опирается на следующие экспериментальные факты: Прежде всего, на это указывает эгоцентрическая речь, которая обращена на себя, но не на собеседника; ориентация испытуемых на внешние стимулы, т.е. отсутствие внутренней опоры; «телеграфный» стиль речи; нарушение внешнего синтаксиса рассказов; предикативный способ изложения; использование высказываний с широкой сферой референции в отношении прошлого, будущего, чувств; и др.

Все мифологические установки проявления архетипа Ужасной Матери, прямо указывают на бессознательное, как на их источник. Символическое значение содержаний и тематик рассказов в первой экспериментальной методике с одной стороны, и значение метафорических сравнений, с другой стороны, – свидетельствуют о высокой выраженности архетипов Ужасной Матери и Младенца.

Юнг говорит, что архетип обладает определенным содержанием, т.е. он является разновидностью бессознательной идеи. Архетипы определены не содержательно, а формально, причем степень определенности незначительна. Изначальный образ может быть определенным в том случае, когда он становится сознательным, обогащаясь фактами сознательного опыта. Его форму можно сравнить с осевой структурой кристалла, которая предопределяет кристаллическую структуру матричной жидкости, хотя сама по себе материально не существует. Архетип сам по себе пуст и чисто формален он не что иное, как предопределенная возможность, данная a priori. Кристалл может изменяться до бесконечности, единственное, что остается неизменяемым – это осевая нить. Это же справедливо и в отношении архетипа (Юнг 1994: 214-215).

О проявлении архетипа Младенца свидетельствуют следующие экспериментальные данные: метафорические сравнения со значением «покинутости», «оторванности», «отчуждения», «искажения реальности», со значением «угрозы со стороны женского начала», «внешнее вторжение», «застой и захваченность». На архетип Младенца указывают конфликтность содержаний рассказов и тема «потери сына». С психологической точки зрения архетип Младенца свидельствует о досознательной и послесознательной сущности индивида. (Юнг 1994) Младенец есть не что иное, как renatus in novam in tantiam («дитя, возрожденное в себе подобном»). Он и начало, и конец, изначальное и конечное создание. Истоки его уходят своими корнями в те времена, когда человек еще не появился, а все завершится тогда, когда человека (дифференцированной личности [С.А.С.]) не станет. С точки зрения психологии это означает, что младенец символизирует досознательную и послесознательную сущность индивида: к первой относится бессознательное состояние самого раннего младенчества, ко второй – возникающее по аналогии предчувствие жизни после смерти. Эта идея – отражение всеобъемлющей природы психической целостности. Целостность существует только за пределами сознания, включая в себя неограниченные и неопределенные возможности бессознательного. Таким образом, целостность, если подходить к ней эмпирически, безгранична, она древнее и моложе сознания во времени и пространстве. И это не выдумка, а непосредственное психическое переживание.

Младенец – это все брошенное на произвол судьбы и в то же время божественно могущественное; ничем не примечательное, сомнительное начало и триумфальное завершение. Извечный, младенец в человеке – это переживание, которое невозможно описать, некая несообразность, внутреннее препятствие и одновременно божественная прерогатива; это нечто неуловимое, но определяющее конечную ценность или ничтожность личности.

Кроме того, в содержании рассказов присутствуют высказывания, которые, указывают на архетип Матери: «Мать! Мать она всегда сильней мужика!», «Женщина – это, прежде всего, Мать!», «Женщина всегда давит на мужчину, и он вынужден выполнять ее требования, она же хранитель домашнего очага».

Высказывания испытуемых при анализе их метафорических сравнений говорят о том, что конструкции их сравнений носят негативную и даже угрожающую тенденцию для жизни.

По мнению автора, значения метафорических сравнений могут быть интерпретированы, как «внешнее вторжение», «застой», «захваченность», об этом говорят такие сравнения, как «ветер», «огонь», «больной», «ангел», «луна», «тряпка». Также автором было отмечено, что основная угроза в метафорических сравнениях исходит от негативного влияния женского начала, от конфликта с женским началом, об этом говорят такие сравнения, как «рак», «жаба», «жуха», «паутина», «совы», «старуха», «дракон», «тетка», «кошка», «волк».

Нужно отметить, что в трактовке символики «старик» и «старуха» имеется значимая разница, которая при анализе подтверждает излагаемую негативную тенденцию испытуемых. В 20 случаях испытуемые дали ассоциацию «старуха» и лишь в одном случае была получена ассоциация «старик».

В результате анализа было выявлено, что для обеих групп испытуемых характерны метафорические сравнения со значением оторванности, отчужденности, искажения реальности «здесь и сейчас»: «зверь», «камень», «стекла», «сено», «железо», «угольки», «искры», «лист», «дурак», «сумасшедший», «бешеный».

Кроме того нужно, отметить, что ряд полученных метафорических сравнений непосредственно являются символами архетипа Матери. Это следующие сравнения: «луна», «лак», «жаба», «муха», «паутина», «совы», «старуха», «дракон», «тетка», «кошка», «вол», «холод», «засуха», «смерть», «лошадь», «море». Причем нужно обратить внимание на тот факт, что данные символы в своем большинстве представляют негативный аспект архетипа Великой Матери. К позитивному переносу можно отнести только «море», но с высокой осторожностью.

Данная работа использует отправной точкой холистическую парадигму, а это говорит о том, что нарушение речи нужно рассматривать, не вырывая его из целостного течения жизни человека. Как показало экспериментальное исследование, нарушению речи сопутствует употребление психоактивных веществ (ПАВ): алкоголя и опиоидов. В свою очередь в теоретической части предлагалось понимать употребление ПАВ, как неосознанное движение к целостности с Миром, которое представляет собой возврат (за неимение в сознании иного способа единения с мировым пространством) к недифференцированному плеромному сознанию новорожденного, иными словами, – возврат к отношениям Любящая и Ужасная Мать – Ребенок, где Мать воплощает Мир, а Ребенок – Эго человека, или, опять же иными словами, – деградацию личности на предыдущие стадии эволюции сознания, которые психологически переживаются как единение с Миром.

Современная наука в рамках холотропного подхода рассматривает знаково-символическую деятельность человека как медиатор, связывающий мир человека и мир космоса. Речевая деятельность сигнализирует об эволюционном уровне человеческого сознания, которое понимается как синергизм двух сфер: сознательного и бессознательного в человеке.

Целью данного исследования было установления уровня языковой компетентности испытуемых (языковая компетентность – степень владения языковыми формами и структурами) в экспрессивной речи. Опираясь на данные, полученные в экспериментальной части работы, можно с высокой долей вероятности говорить, что уровень языковой компетенции лиц употребляющих ПАВ (алкоголь и опиоиды), очень низкий. Прежде всего, на это указывает эгоцентрическая речь, которая обращена на себя, но не на собеседника; ориентация испытуемых на внешние стимулы, т.е. отсутствие внутренней опоры; «телеграфный» стиль речи; нарушение внешнего синтаксиса рассказов; предикативный способ изложения; использование высказываний с широкой сферой референции в отношении прошлого, будущего, чувств; и др.

Юнг в работе «Αιον» говорит, что захват сознания образами и мотивами бессознательного (архетипа Ужасной Матери и Младенца, в нашем случае) неизбежно влечет за собой инфляцию Эго, т.е. изменения содержательной и функциональной стороны Эго, как субъекта общественного процесса. В свою очередь архетип представляется нам, как способ восстановления единства с Миром, присущий «безличной» душе.

Опираясь на экспериментальные данные, можно сделать вывод о том, что значения метафорических сравнений, символическое значение тем и содержаний рассказов отражают символику архетипов Матери и Младенца, что говорит об активной ассимиляции сознательной стороны человеческого существа его бессознательной сущностью. Как известно, в речевой деятельности отражается сознательная личность. Опираясь на полученные экспериментальные факты можно, с высокой долей вероятности, сделать вывод о том, что сознательная деятельность испытуемых с зависимостью от алкоголя и с зависимостью от опиоидов подвержена активному компенсаторному влиянию бессознательного содержания. Поскольку, как говорит М. Хайдеггер, осознание и/или познание в современной науке – это, прежде всего, способность облачения в вербальные формы, то бессознательное содержание, по своему определению, не может быть воплощено в вербальных формах. Данное положение видится как фактор, препятствующий вербализации.

Проведенное экспериментальное исследование, имевшее целью выявление уровня языковой компетенции у лиц, употребляющих психоактивные вещества, подтверждает выдвинутую гипотезу.

Литература

1. Кюглер П. Алхимия дискурса: образ, звук и психическое. – М.: PerSe, 2005.

2. Микиртумов Б.Е. Лексика психопатологии. – СПб.: Речь, 2004.

3. Россохин А.В., Измагурова В.Л. Личность в измененных состояниях сознания. – М.: Смысл, 2004.

4. Руднев В. Диалог с безумием. – М.: АГРАФ, 2005.

5. Руднев В. Словарь безумия. – М.: Неизменная фирма Класс, 2005.

6. Спивак Д.Л. Измененные состояния сознания: психология и лингвистика. – СПб.: Ювента, 2000.

7. Юнг К.Г. Психология бессознательного. – М.: Канон, 1994.

© С.А.Сухих, 2006

Сухих, Станислав Алексеевич – доктор филологических наук, профессор Южного института менеджмента, г. Краснодар; sustal@manag.kubsu.ru